В то безумное, знойное лето падали, как перезрелые груши, самолеты, мутные воды топили сытую Европу, и в кадке на кухне самозабвенно цвела старая китайская роза, которую давно списали в утиль и не вынесли на помойку только из лени. Оглушенная солнцем Надя как всегда варила борщи, делала вкусное овощное рагу (пальчики оближешь!) и думала о жизни и смерти. Две этих полярных точки сблизились в ее сознании настолько тесно, что образовали внутри песочные часы, и Надя видела, как золотые крупинки неумолимо стекают вниз, истощая тоненький слой наверху. Смерти она не боялась, жаль было только Леночку, инфантильную мечтательницу, глубоко зарывшую голову в песок несбыточных грез, навеянных романами и сериалами. Дрессировщица цифр и формул, талантливая аспирантка, она была анекдотично беспомощна в быту, доверчива и наивна с мужчинами. 
   Надя просто видела того проходимца, того вальяжного хама и альфонса, который запудрит девочке мозги, влюбит ее в себя и поселится в их квартире, пользуясь тем, что Надя уже на том свете и оттуда его не достанет. И поэтому тихонько молила Бога, чтоб тот не прибрал ее раньше, чем дочь обретет хоть какую-то стабильность в жизни. А за этой просьбой розовело рыльце другой – кабы внуков еще дождаться, да потискать тугих младенцев, пощекотать губами бархатные ножки, умилиться первым словам и шагам, почитать им «Три поросенка» и «Волшебник изумрудного города». Вот и получалось, что смерти Надя боится, и у Бога просит много, потому как нет ничего дороже простого человеческого счастья. 
   С мужем Надя рассталась давно, о любви уже не помышляла. Во-первых, кому нужна немолодая тетя с вислыми щеками, когда везде, куда ни плюнь, бродят или томно сидят в кафе нарядные куколки с голыми ножками, с сочными грудками, выпрыгивающими из вырезов – «возьми меня», «нет - меня!». А если и найдется вдруг оригинал, такой, прямо скажем, извращенец, предпочитающий сочному персику вялую сладость ее изюма, то вряд ли его душа окажется созвучной Надиной. 
   Впрочем иногда (все реже и реже) ее пробивало, и тогда она видела себя сидящей на мужском пиджаке среди одуванчиков. Впереди - голубая лента воды, в теплом воздухе – медовая вязкость, и только нежное дыхание рядом, журчание воды, да порхание стрекоз. Всему свое время, – думала Надя, - разве это не аксиома? Седовласой даме стыдно мечтать о любви, непристойно заглядывать в глаза встречных солидных мужчин, вздрагивать, как девочке от случайных прикосновений в трамвае, задыхаться во сне от жгучих, молодых ощущений. Ее искания давно должны переместиться в сферу духовного, вечного – не религии, так изотерии, познания законов Вселенной. А Наде все недосуг, ей бы в земном разобраться. Почему, - колотит жгучий вопрос, - еще в седьмом классе все изучили басни Крылова, а высмеянные им пороки не просто живут, а процветают? И чинопочитание, и лесть, и лицемерие. Почему поклоняются хапугам, дельцам, ловко прибравшим к рукам народное богатство, а не бессребреникам- поэтам, или ученым, озабоченным судьбою  человечества? Почему не тургеневские девушки, а развратные, алчные стервы вызывают аплодисменты публики и становятся избранницами принцев? Мысли рождались в рифмованные строчки, и Надя, стыдясь своей слабости, записывала их, где придется – на салфетках в столовой, на обрывках газет.  Ну разве это не смешно – старая тетка, украдкой царапающая стихи? 
   Озабоченная судьбою общества, столкнулась Надя у рабочего лифта с незнакомым, не броской внешности, не очень молодым мужчиной. Столкнулась и даже его не заметила, а мужчина возьми и окликни. 
   - Простите, вы не подскажете…
   - Да? -  оглянулась Надя, рассеянно скользя глазами по плохо выбритым впалым щекам, по очкам в старомодной оправе. 
   - Скоро ли осень? - серьезно спросил мужчина. И Надя, зачем-то взглянув на часы, так же серьезно ответила: «через неделю». 
   Они рассмеялись одновременно, и Наде показалось, что она видела этого человека, более того - близко знала, только очень давно. 
   - Ну вот, - вздохнул незнакомец досадливо. – Ждал этого лета, ждал, а оно возьми и закончись!
   Ему было лет сорок, не больше. В карих глазах, затянутых солнечной паутинкой, прыгали веселые бесенята, а остального Надя не рассмотрела. Стоять с незнакомцем на лестнице было глупее глупого, но и уходить почему-то не хотелось. Сделав над собой усилие, Надя вежливо улыбнулась и зашагала дальше. А в спину игривым снежком  догнала фраза:
   - А свой эмэйл не дадите? 
   - Что? – оглянулась она. На лице мужчины застыло ожидание. И она скороговоркой продиктовала электронный адрес Леночки. 
   Лето догорело дотла, рассыпав по городу пепел осени. Убегая рано на работу и, не спеша,  возвращаясь в сумерках, Надя анализировала прожитую жизнь и казалась себе неудачником-золотоискателем, который, просеяв тонны руды, сумел намыть лишь несколько золотых крупинок. А где золотая жила или хотя бы один самородок? А ведь в юности она, как и Леночка, верила в собственную избранность и нисколько не сомневалась, что мир ей обязан чудом. Никто никому не обязан, ребята, мы гости на этой планете… Как жаль, что эта простая мудрость открывается лишь с годами.
   Надя совсем забыла о странном случае у лифта. Но как-то вечером споткнулась о счастливо-загадочные глаза дочери. 
   - У тебя появился поклонник? - догадалась она.
   - Что-то вроде того, - хихикнула Леночка. – Правда, пока виртуальный. Впрочем, он утверждает, что мы знакомились, но я не помню. Очень прикольный малый, умный и с чувством юмора. Сегодня у нас свидание.
   - Дай-то Бог, дай-то Бог, - молилась мысленно Надя, утрамбовывая белье в разинутую пасть стиральной машинки. А жадное воображение уже рисовало ей вместо рубашек сына и Леночкиного кружевного белья фланелевые распашонки и ползунки. И грезился дом с деревянным полом, большая глиняная ваза с букетом полевых ромашек, нежаркие косые лучи, упавшие сквозь тюль, как сквозь сито, на темно-зеленую скатерть, и серебристый детский смех за окном. «Мама, мы проголодались! Ужин скоро?» -  доносился из сада счастливый голос Леночки. Господи, откуда все это, откуда, если она никогда не жила в частном доме? 
   Дочь вернулась  потухшей. Раздраженно стянула платье, смыла резкими движениями косметику и полезла в холодильник. 
   - Ты голодная? -  удивилась Надя, - А как же кавалер? 
   - Это просто анекдот, - отозвалась Леночка. – Впрочем, как вся моя жизнь. Кавалеру пора в дом престарелых! Ему лет сорок, не меньше. Откуда у него моя электронка, ума не приложу. Может, кто-то решил разыграть?
   - Вот как,  – удивилась Надя, развешивая белье. И, чувствуя, как немеют ноги, а по спине пробежал сквознячок, присела на стул. – А какой он из себя? Я имею ввиду внешне?
   - Я что, рассматривала, мама! - возмутилась Леночка. – Старик он и есть старик! Пегие волосы, в очках… Но умный, конечно, этого не отнять. Даже оригинальный… 
   Надя жила в девятиэтажке, с лифтом и мусоропроводом, как положено. Так что была избавлена от обременительных походов с ведром на помойку. Но сейчас она зачем-то кинулась на кухню, схватила помойное ведро и, мазнув помадой губы, вылетела на улицу. Интуиция не подвела – в темном дворе на лавочке сидел ее случайный коридорный знакомый и курил, вертя в пальцах кленовый лист. 
   - Добрый вечер, - сказала Надя, присаживаясь рядом. 
   - Добрый вечер, - ответил он. - У вас с дочкой ауры одинаковые, вы в курсе? Но в тебе больше шарма, поверь.
   - Вы любитель изюма, - поставила Надя диагноз. И ощутила себя на мужском пиджаке среди одуванчиков. 
   - Нет, - возразил он спокойно. – Редких, экзотических фруктов. 
   Фамилия у него была сочная – Пряников, и звали под стать, так же вкусно – Гриша. И отношения с ним завертелись с невероятной скоростью. Переписка, перезвонка, прогулки по ночному, пустынному городу. Вначале Наде казалось, что новый друг оригинальничает, потом поняла – он и впрямь не такой, как все. И мир в его восприятии был наделен другим измерением, вкусом и цветом. Гриша искренне презирал деньги, брезговал политикой и жил не в двадцать первом веке, а во всех веках одновременно. Он был историк и философ, и к его душе не приставала накипь мелкого и суетного. Надя не раз поражалась, как можно было сохранить такую яркую индивидуальность в насквозь прогнившем изолгавшемся обществе! А сочетать возвышенное с земным? Он  был женат на обычной стервозной бабе, которая время от времени требовала то шубу, то новое золотое кольцо и устраивала дома скандалы. И Гриша, чтобы спастись, писал научные статьи и острые политические памфлеты, отправлял в научные журналы и газеты и откупался от супруги гонорарами. Наде из левых денег ничего не перепадало. Пряников  вообще ей ничего не дарил, вероятно считая, что материальное – пыль по сравнению со звездной галактикой его таинственной души. И Надя была с ним в этом согласна. 
   Эти два осенних месяца так перевернули ее жизнь, наполнили таким ароматом и содержанием, что она ощущала себя если не другим человеком, то помолодевшей лет на двадцать. Дочь, лишившись привычной опеки матери, пробовала, было, бунтовать, но поняв, что это себе дороже, смирилась. И научилась делать яичницу, ходить в магазин и бросать в машинку грязные вещи. 
   - Сегодня мы прощаемся с осенью, - сказал однажды Пряников и повез ее на трамвае за город. Они долго шли по изъеденной ямами улице, и Надя счастливо вдыхала запах прелых, проквашенных дождями листьев. Потом так же долго открывали ржавый замок на дверях покосившейся деревянной хибары. А когда распахнули ставни, и в дырочки старенькой тюли прорвались бледные струйки света, Надя ахнула. На столе, застеленной плотной зеленой скатертью, стояла пузатая ваза с засохшим букетом ромашек. 
   - У меня дежа вю! - прошептала она. - Я это видела!
   - Может быть, может быть, – отозвался Гриша, колдуя над допотопным самоваром. Это дом моей бабушки. Здесь я прячусь от мира. 
   Что он сказал ей в тот странный день? Обманный, волшебный, прощальный? Да ничего особенного. Что она его радость и чистый родник. Что хочет с ней вместе состариться. И еще одну странную фразу, занозой засевшую в сердце: «для поэтесс мужчин не придумано. Вот почему ты одна».
   - А ты?- спросила она. 
   - Я – исключение.
   Больше они не встречались. Письма к Пряникову не доходили, электронка давала сбой. Телефонный номер не набирался, будто не существует в природе. А отчаянная попытка разыскать дом бабушки не увенчалась успехом. Не нашла Надя той улицы, и все тут. То ли марку трамвая сдуру перепутала, то ли выпавший снег изменил ландшафт и сделал все окраинные улицы близнецами. То ли домик резко снесли, а участок разровняли трактором. Но Пряников (горько до слез!) со всеми его координатами, как фантом, растворился в воздухе.  А может, это скупая на подарки судьба забрала у Нади пряник, чтоб взамен испечь дочери торт? Тогда она не в претензии. Материлизовались же, пусть не на долго, ее грезы о доме, вазе, ромашках. Материлизуются, Бог поможет, и детские голоса в саду. 

Марина КОРЕЦ

НАПИСАТЬ АВТОРУ: jasik@skif.net

Опубликовано в женском журнале WWWoman - http://www.newwoman.ru  6 июня 2005 года

"Наброски" - www.nabroski.com.ua - увлекательное женское чтение о любви
(редактор интернет-журнала и автор проекта "Наброски" - Татьяна Заровная, соредактор - Марина Корец)